Краски мечты - Страница 28

– Хм, – Альберт усмехнулся, – потом договорим. Гид пришел.

Экскурсоводы, наверное, везде одинаковы. В своей колоритности уж точно. Толпа собралась вокруг стареющей полноватой женщины с густой шапкой русых кудрей, с которыми явно не мог совладать черный берет вольного художника, и цветной шалью, накинутой поверх коричневого пальто.

– Вот это типаж! – восхищенно пробормотал Альберт.

Джина покосилась на него. Он походил на воодушевленного находкой исследователя.

– Вы что, художник? – поразилась Джина.

– Нет.

Они присоединились к остальным жаждущим развлечений. Экскурсовод представилась: ее звали Ханне. Она легко перескакивала с немецкого на французский и на английский. Джина в очередной раз подивилась, сколько в Швейцарии полиглотов.

Маршрут обсудили сразу: сначала нужно будет на автобусе турфирмы обогнуть гору, а потом подняться по канатной дороге в Анморе. Осмотр займет около двух часов вместе с рассказом гида и временем на фотографирование. Потом группа вернется в отель тем же путем. Все предельно ясно.

Наверное, было бы гораздо лучше, если бы день выдался солнечным. Но небо над головой напоминало серо-опаловую, хорошо взбитую подушку. Джине стало немножко не по себе. Автобус тряский, точнее дорога оставляет желать много-много лучшего. Вокруг гомонят чужие люди, сквозь общий гул пробивается усиленный микрофоном голос гида:

– Как вы думаете, почему вон та гора называется на местном диалекте Медвежья Лапа?

Рядом сидит Альберт и смотрит в окно. От него прохладно.

Пейзаж, несмотря ни на что, был великолепен. Гора пугала своей надвинувшейся массивностью. Когда живешь на склоне – почему-то нормально, не страшно, а сейчас, с этого ракурса, как-то дико. Джину с детства пугало все, что было гораздо больше привычных вещей. А что может быть больше горы? Ее шапка терялась в высоте. Острый гребень напоминал топор пещерного человека, опасный и безыскусный. Безмысленный. Снег лежал, казалось, от века на ее склонах. Из него торчали ели, кое-где сбиваясь в кучки. Джине вспомнились жуткие рассказы о том, как мчится с горы лыжник, и все у него хорошо, ветер свистит в ушах, скорость, адреналин, и вдруг – дерево… Серо-белое вокруг навевало мысли о смерти-сне.

Черт! Что за депрессивно-маниакальный психоз?! Я ведь в здравом уме, в трезвой памяти, руки-ноги целы, еду смотреть на красивые домики… Кошмар какой. Джина ужаснулась своим фантазиям и твердо решила занять разум чем-то другим.

– Альберт, а чем вы занимаетесь?

– Сижу.

– Я имела в виду вообще.

– Вообще, – Альберт выдержал паузу, будто взвешивая, стоит ей говорить или нет, – вообще я работаю на телевидении.

– Серьезно? – улыбнулась Джина.

– Да. Снимаю всякую ерунду, которую с чавканьем пожирают мозги наших соотечественников.

– Зачем вы так говорите? – нахмурилась Джина. – У вас, судя по всему, к человечеству личные счеты?

– Вроде того.

– А почему сказали «какой типаж» про Ханне?

– А она хорошо смотрелась бы в каком-нибудь ток-шоу. Скажем, с историей о том, как ее муж ушел к любовнице, нет, лучше – к любовнику-трансвеститу. Мораль: куда катится мир?

– Вы черствый. И циник.

– Ага, именно то, что я уже понял. Вы стараетесь прилепить на меня какой-нибудь лейбл, чтобы было понятно, как со мной общаться. А я ведь в любой момент могу выскочить из роли. И что тогда? Вам, Джина, не кажется, что не нужно думать о людях в каких-то категориях?

– Да, по крайней мере, о некоторых. Иначе будет слишком горько, что жизнь с такими сводит.

Альберт ухмыльнулся в ответ на ее попытку зацепить его самолюбие.

– Может, хватит пикироваться?

– Я, что ли, начала?

– А вы попробуйте не подстраиваться под меня, а быть собой. Думаю, получится интересно.

Джина фыркнула. Но не смогла сдержать улыбки.

Анморе, вопреки неприятным предчувствиям Джины, оказался музеем под открытым небом, а не образцово-показательной туземной деревушкой, где зарабатывали бы деньги, показывая туристам свой фальшивый и раскрашенный быт.

Здесь даже не было церкви. Два ряда домишек, привезенных сюда из предгорий, – улица. В старой Европе неудивительно было бы встретить такое местечко. Дома – крестьянские, из очень старого дерева, за которым хорошо ухаживают. В каждый можно зайти и посмотреть интерьер. Очаг или камин – главный источник тепла, а здесь это важно, потому его чистят и оберегают. Утварь, кое-какая одежда. Джина почувствовала, что попала в сказку. Не в сахарный рассказик, где все чисто и гладко, а в такую, которую видит сказочник в своем воображении, но рассказывает по-другому, глянцево, чтобы не напугать детишек. Ее завораживали грубые глиняные горшки и небрежно брошенная на кровать шерстяная шаль, бесхитростно сделанные детские игрушки и большие, тяжелые ножи… Домик охотника произвел тягостное впечатление: более зажиточный, аккуратный, с надежным оружием, развешанным по стенам, но и с чучелами убитых животных, оленьими головами и рогами… Пара каких-то куропаток в связке болталась у очага. Словно вот-вот сядут ощипывать птицу… Джину передернуло.

– Вам это кажется жестоким, Джина? – поинтересовался Альберт, неотступно, как тень следовавший за ней.

– Да.

– Скажите, вы едите колбасу?

Джина растерялась.

– А ведь свинки тоже хотели жить, – назидательно проговорил Альберт.

– Но… у свиней и не может быть другой судьбы. Для них все предрешено, а это – дичь, понимаете, дикие звери и птицы!

– Все дикие звери умирают тоже. В лапах хищников, от болезней, от старости, срываются в пропасть, замерзают в горах… Вы вообще верите в судьбу?