– Леди, я сожалею, – с акцентом говорил служащий отеля, – но сейчас свободен только один изолированный номер во дворе, все номера в центральном корпусе заняты, конференция…
– Тоже мне, придумали, где проводить конференцию по цветоводству! И вообще, что у вас за отель, если здесь даже до начала сезона не хватает места?! – распалялась длинноволосая.
– Извините, но я слышал ваш разговор, – перебил ее Альберт и выразительно посмотрел на служащего отеля. – Я занял двести шестнадцатый номер, но, если это возможно, хотел бы переехать в изолированный во дворе.
Переваривание новой информации заняло у служащего отеля несколько секунд, но потом он расплылся в улыбке, в которой почти не было налета профессиональности:
– О, господин Ридли, вы так любезны! Это было бы весьма кстати! Наши маленькие деревянные домики просто созданы для спокойного отдыха, уверен, вы оцените… Могу предложить вам номер четыре-а, он с камином.
– Знаете, я слышал, о чем вы говорили с дамами, и мне кажется, что вы не можете мне предложить другого, – довольно резко сказал Альберт.
Девушки рассматривали его с явным любопытством. Длинноволосая блондинка окинула Альберта медленным взглядом с головы до ног. Ее интерес был явно двусмысленным.
Сверхточный прибор для определения выраженности маскулинных свойств и респектабельности потенциального партнера. Изобретение, подсказанное инстинктом, мысленно съязвил Альберт.
Он был одет в простую куртку, отороченную мехом, и джинсы, но в том, какой шарф он носил, какой тонкой кожи были перчатки, в стильном дизайне часов и запахе дорогих сигарет женщина могла прочитать одно: этот мужчина не франт, но деньги у него водятся.
– Вы очень любезны, мистер… – Блондинка сделала паузу, предполагая, что Альберт назовется. В ее тоне явственно звучали бархатные кошачьи интонации.
– Нет, что вы. Я бы сделал это даже в том случае, если бы у вас не возникло такой проблемы. – Альберт не любил охотниц на мужчин. Возможно, презирал их. А может быть – опасался…
Да и вообще его отношение к женщинам никогда не отличалось благодушием.
В «Новую драму» приходили разные женщины: красивые и просто привлекательные, талантливые и бездарные, но оставались только те из них, кто настолько был влюблен в театр, что мог терпеть ради сцены даже постоянное присутствие Альберта Ридли – и в особенности его власть над собой.
Фраза, которую только что услышала Мэган, могла бы показаться любой из упомянутых женщин премилым приветствием.
Но Мэган не в состоянии была оценить счастье, выпавшее на ее долю. Давно ей не встречался мужчина, который не растаял бы под ее чарами. А тут какой-то…
Она одарила Альберта еще одним взглядом, и взгляд этот мог любого мужчину сделать импотентом, уверенным в своем личностном ничтожестве, как минимум на несколько часов.
Служащий отеля, ставший свидетелем этой сцены, опешил тоже. Будь он на месте Альберта, он никогда бы не стал разговаривать с такими красивыми девушками в таком пренебрежительном тоне. Наоборот, оказал бы любую услугу и изящно подчеркнул это.
Если бы Альберт умел читать мысли, то наверняка ответил бы администратору, что на то он и мелкий служащий в швейцарской провинции и не тягаться ему с самим Альбертом Ридли.
Режиссер с присущей ему потрясающей внимательностью к мелочам и особенно к мимическим жестам отследил, что вторая девушка, не такая бойкая, обиделась на его слова совершенно искренне, причем без тени надменности и царственного негодования.
Ну понятно, кто здесь ведущий, а кто ведомый, констатировал он для себя. Человеческие отношения его забавляли. Такие сложные, такие запутанные… В этих живых тонких вибрирующих ниточках так легко запутаться. Альберт предпочитал быть в стороне от этого. На сцене он вдохновенно и одновременно осторожно плел паутину человеческих отношений, порой буквально видел ее, чувствовал легчайшие прикосновения к нитям и изменения натяжения – и оставался всегда как бы немного в стороне. В жизни Альберт тоже с удовольствием взял бы на себя роль такого же всевидящего и всечувствующего существа с правом на эксперимент и обратный ход. Но кто ж ему позволит-то? Ткань этого мира соткана иначе.
Альберт немного нетерпеливо расписался в поданном ему листе, достал бумажник, доплатил за домик и мрачно-невозмутимо прошествовал к лестнице.
Лифта в этом отеле, естественно, не было.
– Вот скотина! – прошипела Мэган.
Расписываясь, она, вероятно под действием чувств, так сильно надавила на ручку, что порвала лист регистрации. Выругалась Мэган с такой… экспрессивностью, что служащему отеля пришлось взять себя в руки и искренне заверить молодых дам, что все в порядке, такое случается сплошь и рядом, чуть ли не каждый день, стойка установлена неудобно, и прочая и прочая.
– Добилась-таки своего! – Джина раздраженно дернула подругу за рукав.
Она летела, потом ехала, потом опять ехала сюда, чтобы отдохнуть, но вместо милых каникул в живописнейшем местечке начался какой-то кошмар, наполненный скандалами, а праздник, как говорится, все не наступает и не наступает.
– Ага, добилась! Еще полчаса придется ждать, пока этот… этот мерзкий тип освободит номер, а потом – пока его уберут!
– Тогда зачем было упираться?! – не выдержала Джина.
– То есть как это зачем?! – Мэган было легче, ее рост позволял смотреть на подругу самым уничтожающим взглядом сверху вниз. – Тебе, может, и все равно, ты готова жить в шалаше даже в гордом одиночестве, но меня от этого уволь! Я – дитя цивилизации, и я хочу пользоваться ее благами, материальными и не очень, вроде современного легкого дизайна! Ты хоть представляешь, что можно пережить, если весь день торчать в помещении с маленькими окнами, красными шторами, деревянными стенами и шкурой на полу?